Господи, Помоги!

     Когда мы услышали о полете Гагарина в космос, радости людей не было предела. Но тут же появилась частушка, словно первого космонавта и запустили-то только для того, чтобы доказать оставшимся немногочисленным верующим тщетность их веры. 

     "Облетел Гагарин Свет и сказал, что Бога нет!". С этими словами мы с сестрой влетели в бабушкин дом и начали прыгать вокруг нее и кричать. Бабушка растерянно сопротивлялась, озираясь в поисках деда. Дед, ни разу не тронувший нас пальцем, так стукнул меня деревянной ложкой по лбу, что вдолбил мне эту истину на всю жизнь: к вере, а равно и к старости нужно относиться к уважением и почитанием.

 

     Каждое воскресенье через весь город дедушка с бабушкой, а потом уже один дедушка ездил в церковь. Я, помню, еще нежусь в постели, а уже знаю, что сейчас хлопнет дверь, и в тишине утреннего подъезда будут стучать сапоги дедушки, поднимающегося к нам на пятый этаж. Дедушка до последних дней не признавал современной одежды: носил брюки, заправленные в кирзовые сапоги, косоворотку навыпуск, перепоясанную веревочкой. Завидев деда на улице издалека, мы, визжа, бросались к нему навстречу, висли на нем, целовали, ловя недоуменный взгляд своих одноклассников, обычно стыдившихся своих стариков. 

     Каждый раз перед Крещением дедушка приносил Святую воду из церкви и освящал все углы нашей квартиры. Вспоминаю, как истово постился дедушка: ел только постное - картошку, постное масло, хлеб. Ни масла, ни молока, ни масла, ни яиц на столе не было. К нам же дедушка относился снисходительно. Я, жалея, пыталась подкормить его. То подсовывала в постный суп сметаны, то масла. А потом, замерев, ждала: не откроется ли тайна? Глаза у дедушки становились хитрые-хитрые.

     "Что это за суп?" - улыбаясь в усы, спрашивал он.

     "Да я и не знаю, дедушка, бабушка готовила," - едва шевелила губами я. Знала, что дед не терпел лжи.

     На Пасху у нас дома мама шелухой лука красила яйца. Пекла кулич. А на утро будила нас заветными словами "Христос воскрес". Отвечая "воистину воскрес", мы троекратно, по-русски, целовались. В каждом доме красили яйца, пекли куличи, а говорить об этом было не принято. Более того, родители просили нас никому не рассказывать. Утром после Пасхи мои одноклассники казались смущенными, каждый как будто пережил что-то важное, таинственное, но никто не делился.

     "Поднимите, дети, руки, кто ел вчера крашеные яйца,"- задавали нам учителя провокационный вопрос. Лес рук поднимался в каждом классе. 

     Мы говорили об атеизме, а на каждом шагу с губ срывались слова: "Господи. Слава Богу. Господи, помоги!"